Желтое, зеленое, голубое[Книга 1] - Николай Павлович Задорнов

Алиса иногда бывала мнительна. И сейчас ей показалось, что муж что-то заметил… Ну что же! Пусть подозревает. Он слишком умен, сообразителен и быстр, поэтому постоянно придумывает мои преступления. И он очень скоро убеждается, что нет того, что родилось в его умной голове. Он только подозревает, но никогда не знает толком, что бывает на самом деле.

Иногда он мстит ей, воображая себя в ласке садистом… Бедный!..

Через час она была в редакции журнала, а потом заехала к одному из своих друзей в Союз художников. Саша, коренастый, седой человек, ведал молодыми талантами во всей огромной стране. Он обязан их открывать.

— Слушай, Алиса, — с места в карьер начал Саша, широко открывая светлые глаза, — ты читала сегодня «Правду»?

— А что?

— Ну ты читала?

— А что?

— Кто такой Раменов? Ты читала заметку про Раменова?

Саша всегда и все знал, что бы ни писалось про художников. Он и сейчас произносил фамилию Раменова так уверенно, словно это был всем известный художник. Алиса знала, что если Саша кого-нибудь «зафиксировал», то этого человека не упустит. И он начнет его продвигать. Так и будет.

Гагарова не стала расхваливать молодого художника. Она вдруг начала рассказывать о своей поездке, сказала Саше, что побывала на самой границе, у пограничников, ехала на катере и видела японского пограничника. И он, завидя женщину, приложил руку к козырьку.

— Ты понимаешь, Саша?

— Что же тут хорошего! Ты думаешь, мне очень надо слушать эти твои глупости?

А она продолжала про снега, про морозы, про нанайцев, про их копья и луки, про китайские зеркала… Она знала, что если не хлопотать за Раменова, то Саше еще сильней захочется его выдвинуть, ему захочется знать все подробности. А если хлопотать, он насторожится.

Так и случилось.

— А с кем ты ездила к нанайцам? И к этим пограничникам? Не с ним?

— С кем «с ним»? — удивилась Алиса.

— С Раменовым!

— Ну что ты!

— Послушай, Алиса, скажи мне толком, как живет Раменов?

— А какие там закаты и восходы. Какие краски! Это просто потрясающе. А горы! А мгла над рекой! Река шириной до двенадцати километров и даже больше. Да, вот я вспомнила, кажется, я один раз ездила с ним.

— А что у него есть, кроме «Первых строителей»? Что у него было на той выставке, про которую пишет «Правда», что за рыбацкий цикл? Что это за картины, где есть необычайное чувство света? Может быть, сделать ему здесь выставку, в Москве? Сколько ему лет? Где он учился?

— Я его мало, очень мало знаю. Я была у него на квартире и в студии раз или два. Видела несколько вещей. Но, Саша, какая у него жена! Саша, это мечта! Голубоглазая красавица. Но, смотри, сам он, как бы тебе сказать, ну, он…

— Я хочу знать: как он пишет?

— Мне показалось, что довольно сильно, но я себе не поверила.

— Ты себе не поверила? Какая скромница! Так я тебя и слушаю.

Она довела Сашу до бешенства. Тому срочно нужны молодые таланты, а он ничего не может толком узнать! Алиса, как всегда, крутит! Ох эти знаменитости! Ну баба! Настоящая баба! Боится сказать слово про Раменова.

Чего бояться, когда «Правда» напечатала. Но, значит, у нее что-то там было. Иначе нельзя объяснить, почему Алиса молчит о нем. У нее есть вкус, нюх, дельная. Мужской характер! Замечательный критик. Молодец Алька!

А «молодец Алька» ехала домой по Садовому кольцу и думала, что просто уйти от мужа она все же не может. Не может! Не только назло Мише она живет с ним. Нет, просто около нее есть человек, с которым она жила долго. И вообще — женщина должна иметь мужа. Но Сашка не дурак. И для него Раменов — находка.

ГЛАВА XV

Сирень и черемуха в полном цвету. Маленькие сопочки над рекой кажутся огромными букетами. Вода так сверкает, что нет никаких красок на реке, ничего не видно, кроме сплошного ослепительного блеска.

Знакомый катер с высокими морскими бортами стоит у огромной галечниковой отмели, выкинув длинный трап в ободранной краске.

На палубе пусто… Тишина…

Вдали, стуча каблуками светлых брезентовых ботинок, идут по камням Шестаков и Раменов. Оба загорелые, в белых рубашках с короткими рукавами. Раменов посветлей волосом. Шестаков темноват и загорел сильней. Он в очках, лицо острое, а губы пухлые, мягкие. На душе у Георгия тихая, светлая радость и немного грустно от этой тишины, незамутненной природы, от ее величия и спокойствия.

В гарнизонном клубе, в котором когда-то был театр, Шестаков несколько раз в неделю занимается с литературным кружком.

Очень скучное и печальное здание, сложенное заключенными из самана. Вокруг — бараки, пустыри, грязь на мостовой, узкие деревянные тротуары, и нигде ни единого деревца. В небольшом дворике растрескавшийся цементированный фонтан, и около него два или три кустика. Раменов помнит, как бывало весной, когда работал в театре, любил присесть на скамейке из некрашеных досок около кустиков. В воздухе чувствовалась весна, из тайги доносились запахи, весна была на душе, и казалось Георгию, что он сидит не около гарнизонного клуба, а в райском саду, так радовали его фонтан и эти кустики…

В жаркие дни солдаты после тяжелой работы на выгрузке бревен, после копки траншей лопатами приходят в казармы с запыленными лицами, успевают наскоро вымыться, надевают чистые гимнастерки с подшитыми белыми воротничками и к шести часам собираются в кабинете начальника клуба, держа тетрадки стихов и наброски рассказов.

Шестакову иногда жаль их в душе, они похожи на детей, которых из интерната отпустили домой на побывку. Он сыплет на память стихами, рассказывает про интересную новую книгу.

На днях читали «Ледовое побоище».

Год тому назад Шестаков решил пройти со своим кружком курс классической русской литературы. Нужно и для бойцов, и для себя.

Начали с Пушкина. Солдаты брали темы, готовились и по очереди делали доклады.

Недавно начали выпускать в военной газете по воскресеньям литературную страницу. В ней — стихи, коротенькие очерки, зарисовки, заметки. Однажды поместили фельетон. Написал тихий молчаливый солдат Степанов, который до того никаких способностей не проявлял и всегда скромно сидел в углу. Фельетон назывался «Дилим-бом». Про болтуна и сплетника, который оговаривал товарищей, бегал по разным учреждениям, всюду заводил знакомства, себе на пользу, другим на вред.

Аккуратней всех староста Лузгин. Он среднего роста, широколобый, с коротким ежиком на голове. Безупречен в одежде. Все лекции старательно записывает. Доклады